Начинал я свою службу старшим инженером отделения спутниковой связи. В моем ведении была огромная антенная система весом в 55 тонн и сложной системой наведения на спутник связи. Буквально через пару дней после моего вступления в должность антенна вышла из строя и управляться электроприводом категорически отказывалась. Устройства системы я ещё не знал, даже не умел на ней работать. Поэтому поиском неисправности занялся лично начальник отделения капитан Александр Михайлович, выросший впоследствии до должности командира части и трёх больших звёзд на погонах. Технику знал наизусть, инженером был первостатейным. Провозились мы с ним дня три, да всё без толку. За эти дни я уже сам мог с закрытыми глазами показать, как идёт сигнал рассогласования от программников к исполнительным движкам. Все цепи прозвонены, элементы проверены, а антенна как примёрзла. И тогда Александр Михайлович отправил меня к Ильичу. Владимир Ильич — личность среди антенщиков нашей части легендарнейшая. Он был начальником экспедиции от завода-изготовителя, которая постоянно присутствовала в части, помогала обслуживать существующие и монтировала новые антенны.
Прихожу я в гостиницу, робко так стучу в дверь номера, получаю «добро» на вход. Картина предстала моим глазам колоритнейшая. На столе, под столом, на подоконнике стоят пустые и полупустые бутылки из-под водовки и следы закуски. Сам Ильич сидит в турецкой позе посреди разобранной кровати, косит на меня грозным взглядом и пытается разгладить копну взлохмаченных волос.
— Что надо, лейтенант?
— Дык… Вот… Антенна сломалась, три дня возимся, — отвечаю дрожащим голосом.
— Щас, погодь.
Ильич встаёт с кровати, берет веник и начитает тщательно обметать потолок и стены.
— Владимир Ильич, что это вы делаете?
— Погодь. Щас этих зелёных маленьких выгоню, и расскажешь.
Минут десять Ильич тщательно вычищает от «зелёненьких» номер и торжественно выкидывает таковых в приоткрытое окно вместе с совком.
— Рассказывай. Что проверяли, что прозванивали, что приборы показывают?
Рассказываю Ильичу все детали и тонкости. Лицо его погружается в состояние глубокой задумчивости. Потом он раскрывает знаменитый толстенный блокнот в засаленном кожаном переплёте, что-то ищет. Потом запрокидывает голову назад, закрывает глаза и замолкает почти на полчаса.
— Владимир Ильич, ау… — осторожно зову его.
Ильич вдруг приходит в себя, смотрит мутным взглядом, изрекает:
— Соединительный ящик два, плата шесть, контакт восемь.
И вырубается, не реагируя более на внешние раздражители.
Александр Михайлович встречает меня мрачнее тучи. Ход устранения неисправности взят на контроль очень большим начальством, а сам он уже получил изрядный пистон.
— Товарищ капитан, Ильич пьян до «белочки», — докладываю ситуацию шефу.
— Ну, хоть что-то сказал?
— Соединительный ящик два, плата шесть, контакт восемь.
В электроприводе есть точки, куда сходятся толстые жгуты различных сигнальных кабелей. Это и есть ЯСы, соединительные ящики, в каждом из которых штук по 20–30 плат, в каждой по 10 контактов. Всего можно насчитать десятки тысяч контактов.
Александр Михайлович несколько растерян. Сидит, думает, потом решительно идёт к ЯС № 2, открывает его и внимательно смотрит на восьмой контакт шестой платы. Внешне всё отлично. Прозваниваем цепь. Звонится. Шеф мрачнеет на глазах. Потом вдруг щёлкает пальцем по подходящему к контакту проводу, и тот… отваливается.
— Сухая пайка, бли-и-ин!
Припаять провод в клемму — дело минутное. Ещё через минуту мы уже вовсю гоняли антенну, проверяя её на всех режимах.
Велик, могуч и непонятен иностранцам русский инженер, ещё более непонятны логика его мышления и невероятная интуиция, основанная на глубочайшем знании техники. Ему и белая горячка не помеха в работе. И потому мы непобедимы.
Прихожу я в гостиницу, робко так стучу в дверь номера, получаю «добро» на вход. Картина предстала моим глазам колоритнейшая. На столе, под столом, на подоконнике стоят пустые и полупустые бутылки из-под водовки и следы закуски. Сам Ильич сидит в турецкой позе посреди разобранной кровати, косит на меня грозным взглядом и пытается разгладить копну взлохмаченных волос.
— Что надо, лейтенант?
— Дык… Вот… Антенна сломалась, три дня возимся, — отвечаю дрожащим голосом.
— Щас, погодь.
Ильич встаёт с кровати, берет веник и начитает тщательно обметать потолок и стены.
— Владимир Ильич, что это вы делаете?
— Погодь. Щас этих зелёных маленьких выгоню, и расскажешь.
Минут десять Ильич тщательно вычищает от «зелёненьких» номер и торжественно выкидывает таковых в приоткрытое окно вместе с совком.
— Рассказывай. Что проверяли, что прозванивали, что приборы показывают?
Рассказываю Ильичу все детали и тонкости. Лицо его погружается в состояние глубокой задумчивости. Потом он раскрывает знаменитый толстенный блокнот в засаленном кожаном переплёте, что-то ищет. Потом запрокидывает голову назад, закрывает глаза и замолкает почти на полчаса.
— Владимир Ильич, ау… — осторожно зову его.
Ильич вдруг приходит в себя, смотрит мутным взглядом, изрекает:
— Соединительный ящик два, плата шесть, контакт восемь.
И вырубается, не реагируя более на внешние раздражители.
Александр Михайлович встречает меня мрачнее тучи. Ход устранения неисправности взят на контроль очень большим начальством, а сам он уже получил изрядный пистон.
— Товарищ капитан, Ильич пьян до «белочки», — докладываю ситуацию шефу.
— Ну, хоть что-то сказал?
— Соединительный ящик два, плата шесть, контакт восемь.
В электроприводе есть точки, куда сходятся толстые жгуты различных сигнальных кабелей. Это и есть ЯСы, соединительные ящики, в каждом из которых штук по 20–30 плат, в каждой по 10 контактов. Всего можно насчитать десятки тысяч контактов.
Александр Михайлович несколько растерян. Сидит, думает, потом решительно идёт к ЯС № 2, открывает его и внимательно смотрит на восьмой контакт шестой платы. Внешне всё отлично. Прозваниваем цепь. Звонится. Шеф мрачнеет на глазах. Потом вдруг щёлкает пальцем по подходящему к контакту проводу, и тот… отваливается.
— Сухая пайка, бли-и-ин!
Припаять провод в клемму — дело минутное. Ещё через минуту мы уже вовсю гоняли антенну, проверяя её на всех режимах.
Велик, могуч и непонятен иностранцам русский инженер, ещё более непонятны логика его мышления и невероятная интуиция, основанная на глубочайшем знании техники. Ему и белая горячка не помеха в работе. И потому мы непобедимы.